Неточные совпадения
Скептическое и даже враждебное
отношение к
человеческим массам у него сложилось давно.
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без
человеческого, братского
отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно.
Если же под революцией понимать радикальное изменение основ
человеческого общества и
отношений людей, то революцию надо желать и готовить ее.
Тайна христианства, рационализированно раскрывающаяся в теологических системах, связана с этим парадоксальным и драматическим
отношением божественного и
человеческого.
Развитие техники и ее власть над
человеческой жизнью имеют прямое
отношение к теме «человек и космос».
Можно установить четыре периода в
отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще
человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его
отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
К святому сложилось
отношение, как к иконе, лик его стал иконописным ликом, перестал быть
человеческим.
Тема об
отношении к
человеческой культуре, к культурным ценностям и продуктам есть уже вторичная и производная.
В глубине Божественной жизни есть предвечная человечность, есть драма
отношений Бога и Его другого, божественного и
человеческого.
В жизни пола есть безжалостность в
отношении к человеку, есть согласие отказаться от чисто
человеческого.
Гарантий прав
человеческой личности не нужно в
отношениях любви, но
отношения в
человеческих обществах очень мало походят на
отношения любви.
Если бы
человеческая личность не была идеальной по
отношению к реальным условиям ее собственного существования, человек и не мог бы иметь идеи Бога, и никакое откровение никогда бы не могло сообщить ему эту идею, потому что он не в состоянии был бы понять ее…
Но солдат поставлен в лучшие санитарные условия, у него есть постель и место, где можно в дурную погоду обсушиться, каторжный же поневоле должен гноить свое платье и обувь, так как, за неимением постели, спит на армяке и на всяких обносках, гниющих и своими испарениями портящих воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой одежде, так что, пока каторжного не поставят в более
человеческие условия, вопрос, насколько одежда и обувь удовлетворяют в количественном
отношении, будет открытым.
Следствием такого убеждения является в нас уважение к
человеческой натуре и личности вообще, смех и презрение в
отношении к тем уродливым личностям, которые действуют в комедии и в официальном смысле внушают ужас и омерзение, и наконец — глубокая, непримиримая ненависть к тем влияниям, которые так задерживают и искажают нормальное развитие личности.
Как-то у них отношения-то к людям все
человеческие.
Благонравен ли русский мужик? Привязан ли он к тем исконным основам, на которых зиждется
человеческое общество? Достаточно ли он обеспечен в матерьяльном
отношении? Какую дозу свободы может он вынести, не впадая в самонадеянные преувеличения и не возбуждая в начальстве опасений? — вот нешуточные вопросы, которые обращались к нам, людям, имевшим случай стоять лицом к лицу с русским народом…
Сообразите только, возможное ли это дело! чтобы вопрос глубоко
человеческий, вопрос, затрогивающий основные
отношения человека к жизни и ее явлениям, мог хотя на одну минуту оставаться для человека безынтересным, а тем более мог бы помешать ему устроиваться на практике возможно выгодным для себя образом, — и вы сами, наверное, скажете, что это вздор!
Конечно, такое положение вещей не составляет новости (и в прежние времена, в этом
отношении, не лучше было), но ново то, что оно начинает пробуждать пытливость
человеческого ума.
Привилегия — в
отношении к чему? — в
отношении к священнейшему из всех прав
человеческих, к праву собственности!
Ежели вообще даже внешняя перемена в обычной жизненной обстановке неудобно отражается на
человеческом существовании, то тем тяжелее действует утрата
отношений, имеющих дружеский характер, особенно если одною из сторон эта утрата принимается равнодушно.
Чтобы вполне оценить гнетущее влияние «мелочей», чтобы ощутить их во всей осязаемости, перенесемся из больших центров в глубь провинции. И чем глубже, тем яснее и яснее выступит ненормальность условий, в которые поставлено
человеческое существование. [Прошу читателя иметь в виду, что я говорю не об одной России: почти все европейские государства в этом
отношении устроены на один образец. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)]
Видеть шалопайство вторгающимся во все жизненные
отношения, нюхающим, чем; пахнет в
человеческой душе, читающим по складам в
человеческом сердце, и чувствовать, что наболевшее слово негодования не только не жжет ничьих сердец, а, напротив, бессильно замирает на языке, — разве может существовать более тяжелое, более удручающее зрелище?
Но тем-то и отличается христианское исповедание от языческого, что оно требует от человека не известных внешних отрицательных действий, а ставит его в иное, чем прежде,
отношение к людям, из которого могут вытекать самые разнообразные, не могущие быть вперед определенными поступки, и потому христианин не может обещаться не только исполнять чью-либо другую волю, не зная, в чем будут состоять требования этой воли, не может повиноваться изменяющимся законам
человеческим, но не может и обещаться что-либо определенное делать в известное время или от чего-либо в известное время воздержаться, потому что он не может знать, чего и в какое время потребует от него тот христианский закон любви, подчинение которому составляет смысл его жизни.
Третье
отношение есть
отношение людей, потерявших совесть, и потому и здравый смысл и
человеческое чувство.
Дело в том, что
отношения человеческие редко устраиваются на основании разумного расчета, а слагаются большею частию случайно, и затем значительная доля поступков одних с другими совершается как бы бессознательно, по рутине, по минутному расположению, по влиянию множества посторонних причин.
Он хлопочет об улучшении
человеческой породы, и в этом
отношении мы для него только рабы, мясо для пушек, вьючные животные; одних бы он уничтожил или законопатил на каторгу, других скрутил бы дисциплиной, заставил бы, как Аракчеев, вставать и ложиться по барабану, поставил бы евнухов, чтобы стеречь наше целомудрие и нравственность, велел бы стрелять во всякого, кто выходит за круг нашей узкой, консервативной морали, и все это во имя улучшения
человеческой породы…
Другие отрасли
человеческой производительности оставляют свой материал в его первобытной форме», — нет, есть много отраслей
человеческой деятельности, не уступающих архитектуре и в этом
отношении.
Новое строится не так легко, как разрушается старое, и защищать не так легко, как нападать; потому очень может быть, что мнение о сущности прекрасного, кажущееся мне справедливым, не для всех покажется удовлетворительным; но если эстетические понятия, выводимые из господствующих ныне воззрений на
отношения человеческой мысли к живой действительности, еще остались в моем изложении неполны, односторонни или шатки, то это, я надеюсь, недостатки не самых понятий, а только моего изложения.
Что касается до очертаний отдельной
человеческой фигуры, надобно сказать, что живопись уступает в этом
отношении не только природе, но и скульптуре: она не может очерчивать так полно и определенно; зато, распоряжаясь красками, она изображает человека гораздо ближе к живой природе и может придавать его лицу гораздо более выразительности, нежели скульптура.
Мы показали одно из этих
отношений, наименее благоприятствующее самостоятельности поэта и нашли, что при нашем воззрении на сущность искусства художник и в этом положения не теряет существенного характера, принадлежащего не поэту или художнику в частности, а вообще человеку во всей его деятельности, — того существеннейшего
человеческого права и качества, чтобы смотреть на объективную действительность только как на материал, только как на поле своей деятельности, и, пользуясь ею, подчинять ее себе.
Иван Ильич как человек недолжностной и не может иметь никаких
отношений к такому человеку; но если есть
отношение этого человека как к члену, такое, которое может быть выражено на бумаге с заголовком, — в пределах этих
отношений Иван Ильич делает всё, всё решительно, что можно, и при этом соблюдает подобие
человеческих дружелюбных
отношений, то есть учтивость.
Этим умением отделять служебную сторону, не смешивая ее с своей настоящей жизнью, Иван Ильич владел в высшей степени и долгой практикой, и талантом выработал его до такой степени, что он даже, как виртуоз, иногда позволял себе, как бы шутя, смешивать
человеческое и служебное
отношения.
Так, например, в 50 № «Атенея» г. Савич, в статье «Несколько мыслей об общинном владении землею», внезапно заговорил, без всякой видимой побудительной причины, «об
отношении идеала
человеческого блаженства к идеалу счастья собачьего»!
«Но Овэн, желая составить
человеческую общину, требовал для нее ангельского населения», — остроумно замечает Рейбо, забывая, что Овэн именно отличался отсутствием всякой требовательности в
отношении к людям, вступавшим в его общину.
«Ум
человеческий бывает двух типов, главное различие между которыми заключается в их
отношении к времени, в том, сколько значения придают они прошедшему и будущему.
А если так, то в пределах естественных условий решительно всякий человек должен быть полным, самостоятельным человеком и, вступая в сложные комбинации общественных
отношений, вносить туда вполне свою личность и, принимаясь за соответственную работу, хотя бы и самую ничтожную, тем не менее — никак не скрадывать, не уничтожать и не заглушать свои прямые
человеческие права и требования.
Результаты, очень несходные в нравственном
отношении: один будит в вас
человеческое чувство и мужественную мысль, другой ведет вас в полицию и заставляет замирать на юридической форме.
И чем же искусство более возвышается, — описанием ли журчанья ручейков и изложением
отношений дола к пригорку или представлением течения жизни
человеческой и столкновения различных начал, различных интересов общественных?
Положительных свойств, нужных для изменившихся условий среды,
человеческий организм не приобретает; зато он обнаруживает большую склонность терять уже имеющиеся у него положительные свойства. Медицина, стремясь к своим целям, и в этом
отношении грозит оказать человечеству очень плохую услугу.
Взять, далее, вообще заразные болезни. По
отношению к тем из них, которые обычны в данной местности и данном народе,
человеческий организм оказывается несравненно более стойким, чем по
отношению к болезням, дотоле неведомым. Скарлатина среди дикарей сразу уносит в могилу половину населения. В Полинезии много туземцев истреблено оружием, но еще более — «белой болезнью» (чахоткою).
Но такая стыдливость ни в коем случае не исключает серьезного и нестыдящегося
отношения к
человеческому телу и его жизни.
Главное же то, что прекращение или не прекращение рода
человеческого не наше дело. Дело каждого из нас одно: жить хорошо. А жить хорошо по
отношению половой похоти значит стараться жить как можно более целомудренно.
Жизнь
человеческая была бы неперестающим благом, если бы суеверия, соблазны и грехи людей не лишали их этого возможного и доступного им блага. Грех — это потворство телесным похотям; соблазны — это ложное представление человека о своем
отношении к миру; суеверия — это принятое на веру ложное учение.
Для людей, смотрящих на плотскую любовь как на удовольствие, рождение детей потеряло свой смысл и, вместо того чтобы быть целью и оправданием супружеских
отношений, стало помехой для приятного продолжения удовольствий, и потому и вне брака и в браке стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения. Такие люди лишают себя не только той единственной радости и искупления, которые даются детьми, но и
человеческого достоинства и образа.
В
отношении к этому Ничто всякое бытие: божеское ли, или мировое и
человеческое, есть уже некое что: в Ничто возникает что, vom Nichts zu Ichts или zu Etwas [От Ничто к Ichts или к Нечто (нем.).
Истины религии, открывающиеся и укореняющиеся в детски верующем сознании непосредственным и в этом смысле чудесным путем, изживаются затем человеком и в его собственной
человеческой стихии, в его имманентном самосознании, перерождая и оплодотворяя его [Гартман, среди новейших философов Германии обнаруживающий наибольшее понимание религиозно-философских вопросов, так определяет взаимоотношение между общей философией и религиозной философией: «Религиозная метафизика отличается от теоретической метафизики тем, что она извлекает выводы из постулатов религиозного сознания и развивает необходимые метафизические предпосылки религиозного сознания из
отношения, заложенного в религиозной психологии, тогда как теоретическая метафизика идет путем научной индукции.
Очевидно, власть имеет какое-то
отношение к самому существу
человеческого духа, и надо прежде всего отвергнуть рационалистические измышления «просветительства», будто власть и право кем-то изобретены, выдуманы на известную потребу, произошли вследствие «общественного договора» или свободного соглашения [Теорию «общественного договора» (как переход разрозненных индивидов от естественного к социально-государственному состоянию путем взаимного ограничения и перенесения друг на друга прав, что фиксировалось в договоре) разрабатывали философы-просветители: Ж. Ж. Руссо, Т. Гоббс, Дж. Локк и др.].
Иначе говоря, магизм уже подразумевает возникновение хозяйственного
отношения к миру, —
человеческую актуальность, проявляющуюся в умственном, волевом и телесном усилии, или в труде, и предполагающую наличность потребности, или хозяйственной нужды.
В
отношении же к Христу, родившемуся не от
человеческой Девы, «семени жены», но лишь чрез Деву от Jungfrau Sophia, Беме впадает уже в явное монофизитство и докетизм [«Wiewohl die irdische keine rechte Jungfrau war, doch in der Benedeiung von der himmlischen, göttlichen zu einer Jungfrau gemacht ward…
Типична в этом
отношении полемика св. Григория Палимы (XIV в.), который отвергает астрологическую мировую душу, однако утверждая бытие ее в человеке: «Не существует какой-нибудь небесной или всемирной души, но единственно разумная душа есть
человеческая: не небесная, но свышенебесная, и не благодаря месту, но по своей собственной природе, как умная правящая сущность» (ού^εστι τις ουρανός, ή παγκόσμιος ψυχή, άλλα μόνη λογική ψυχή εστίν ή ανθρωπινή ουκ ουράνιος, αλλ' ύπερουράνιος, ου τόπω, αλλά щ εαυτής φύσει, άτε νοερά υπάρχουσα ουσία) Migne Patrol., ser. gr., t. 150, col. 1125, cap.